Боги, боги мои… Подмосковье, девятнадцатый век! Лорд Грегори, открой… Что же теперь будет с ним… с ней? Бедная дурёшка, на Земле у таких вляпавшихся ещё был какой-никакой условный шанс всё скрыть и исправить, Нги-Унг-Лян шанса не дает.

Массирую Лью виски и – на удачу – те точки под челюстью, которые помогают приглушить боль землянину. Он… она, черт, никак не привыкнуть – горячая, очень горячая, только кончики пальцев влажные и прохладные. Метаболизм уже раскачался, процесс набирает обороты – сердце бьется часто и сильно, пульс тоже частит и дыхание участилось. Вообще, сколько я могу судить, нормальная метаморфоза. Без обмороков, болевого шока и сердечных кризов – если данные биологов основаны на сносной статистике.

Её кавалер присаживается рядом на корточки. На его лице – самые искренние забота и сострадание.

– Что я скажу её матери? – изрекаю я тоном сурового стража. – Метаморфозу она переживет, конечно – а дальше?

– Я на ней женюсь, – говорит он тихо. – Я – Мужчина Н-До из Семьи Л-Та, мое положение достаточно для брака с баронессой.

Мужчина, ага.

– Ты Официального Партнёра прикончил, – говорю я, и «тыканье» сходит с рук. Моя манера принята и здесь. – Что скажут твои родители и его родители, Н-До?

Леденеет тоном:

– Пусть говорят, что хотят.

Лью смотрит на Н-До со странным выражением, делает движение рукой, будто хочет стереть кровь с его лица – но не смеет дотронуться. Н-До берет её руку, прижимает к груди незапамятным жестом, одинаковым, очевидно, у всех антропоидов – «послушай, как бьется сердце». Лью отвечает виноватой и благодарной улыбкой.

Что-то во всём этом видится странное. Неувязка. Не верю в сражение Лью с этим парнем – она, положим, дурёшка, но… дралась она с Ляном. Вот что. Просто не стала бы с другим. И Н-До её смущает.

Да он лжет обо всём, что произошло! Ах ты, черт подери…

Я слышу легкие шаги. Оборачиваюсь.

Худенький невысокий юноша с совершенно девичьей рожицей, в подчёркнуто роскошном костюме аристократа, с факелом – остановился шагах в шести и дико смотрит на труп. Я видел его раньше, но мельком – вроде бы, это Ар-Нель из Семьи Ча, он имеет какое-то отношение к хозяевам дома.

Юу подходит к нему, сжимая кулаки.

– Ча, что за нечисть принесла тебя сюда?!

Ар-Нель улыбается напряженной улыбкой, с ужасом в глазах:

– О, Уважаемый Второй Сын Л-Та, – и отступает назад, – вы ведь не думаете, Господин, что я шпионю за вашим братом? Я всего-навсего разыскивал несчастного Ляна, об этом просил Господин Смотритель… – и отступает ещё. – О, благорожденные Господа! Да если бы мне могло прийти в голову, что тут происходит, неужели я пришёл бы сюда?! Я оставлю вас сию же минуту…

Юу обнажает меч, Ар-Нель отступает спиной вперед, натыкается на колючий куст, качает головой:

– Господин Второй Л-Та, я не хочу, я не могу драться с вами… позвольте мне уйти…

– Позволь, – бросает Н-До брату. – Всё равно все узнают.

Юу с сердцем вкидывает меч в ножны, Ар-Нель мгновенно исчезает за поворотом аллейки. Н-До приподнимает Лью, и я подсовываю под неё мою свернутую куртку. Рубаха Лью в крови насквозь, я нервничаю, думая о том, сколько крови она потеряла, и прикидываю, насколько прилично осмотреть её как следует. Кажется, я – первый землянин, непосредственно наблюдающий самое начало метаморфозы у здешнего разумного существа; предельно ценная информация и для биологов, и для психологов.

Лью не хочет, чтобы я её рассматривал. Мне кажется, что ей хуже не от метаморфозы, а от страха и стыда. Нерезко, но твердо отстраняет мою руку.

– Как ты себя чувствуешь? – говорю я как можно мягче. – Очень больно?

– Странно, – отвечает она шепотом. – Жарко. Тяжело – в животе и вот здесь. А больно… уже потом.

«Вот здесь» – это в груди. Вернее, там, где начал формироваться бюст. Быстро, я бы сказал…

Её руки дрожат. Н-До обнимает её за плечи.

– Пожалуйста, не бойся, – говорит он, но мне кажется, что ему тоже страшно. – Послушай, Ник, – обращается он ко мне, – а её поместье – далеко?

– Хочешь сбежать? – спрашиваю я. – А как? Верхом ей ехать нельзя – она кровью истечет.

– Н-До, зачем? – шепчет Лью, заглядывая ему в лицо. – Ничего не изменим, нельзя бежать – мы не трусы, верно? – но её трясет от ужаса.

Я слышу приближающиеся голоса. Юу шипит сквозь зубы:

– Ча – покойник!

– Всё равно узнали бы, – говорит Н-До, махнув рукой. – Ничего не поделаешь.

Он укрывает пропитанную кровью одежонку Лью своим кафтаном – и тут на аллейке становится очень светло и многолюдно. Рваный факельный свет придает сцене драматический пафос. Смотритель, хозяин, подлетает к Н-До, багровый, задыхаясь и трясясь подбородками, замахивается – Н-До с неподвижным лицом останавливает его лезвием меча, плашмя.

Жена Смотрителя пронзительно кричит и падает на тело Ляна. Мать Н-До, восхитительная леди, осанистая, фигуристая и чопорная, содрогается от отвращения к подобной безобразной несдержанности: её ледяной лик, похоже, не дрогнул бы, даже если кого-нибудь из её отпрысков резали на куски. До мозга костей аристократка. Смотритель, сжав кулаки, орет на отца Н-До, высоченного блондина с медальным профилем:

– Как я мог делить трапезу с отцом убийцы?!

– Господин Смотритель, – голосом, превращающим в ничто, режет аристократ, – ваше поведение недостойно и оскорбительно. Вы жаждали поединка между нашими детьми – поединок состоялся. Остальное Небеса решили за нас.

– Я не думала! Я не хотела! Будь проклят этот день! Боги, где вы?! – причитает мать Ляна, и мать Н-До брезгливо отодвигает подол шёлковой юбки от её ноги.

Гости шепчутся. У них на глазах происходит потрясающе интересный скандал; гости пытаются скрыть любопытство за сочувственными или негодующими минами.

– Это из-за неё! – возглашает Смотритель, указуя перстом на Лью, свернувшуюся в клубочек у ног Н-До. – Из-за этой нищей потаскухи! Сперва она бегала за моим сыном, теперь я её вижу рядом с вашим! Когда мой несчастный Лян покинул земную юдоль, она просто легла под вашего убийцу! У неё больше не было шансов как-то пристроиться!

– Заткнись, ты, Всегда-Господин! – бросает Н-До. – Что ты знаешь о любви и о поединках? У тебя-то всегда были только рабыни…

– Я убью тебя, мерзавец! – ревет Смотритель, а Н-До издевательски смеётся.

– Тебе же нельзя сражаться! Твоя жизнь драгоценна, ты не имеешь права ею рисковать! А стоять и ждать, когда ты меня убьёшь – не стану, не надейся!

– Когда это ты научился тявкать на старших, как паршивый щенок?

– Я покидаю твой дом. Здесь я сделал всё, чего от меня хотели – а радушные хозяева оскорбляют меня и грозятся убить.

– Ты убил Ляна!

– На поединке.

– Его меч – в ножнах.

– Я его туда вложил. Вынь и посмотри – его меч в моей крови.

Кто-то из гостей дёргается проверить – и всем тут же делается интересно. Смотритель пытается оттащить жену от тела сына, она вырывается и воет, колотит кулаками тех, кто сунулся близко. Меч вытаскивают из ножен, кровь размазана по лезвию; мать Ляна рвет меч из чьих-то рук, хватается за лезвие, режет ладонь, кровь течёт на землю, пятнает праздничные наряды…

Н-До тихо говорит мне:

– Ник, забери Лью, пока они отвлеклись. Я не хочу, чтобы они её оскорбляли – я тут сам разберусь, а вы уходите.

– Н-До, это неправда, – шепчет Лью. – Всё, что он говорил – неправда.

Н-До кивает.

– Я знаю, знаю. Поговорим потом.

Я помогаю Лью подняться. Одной рукой она пытается прикрыться охапкой тряпья, другой хватается за мое плечо. Я хочу взять её на руки, Лью отстраняется, позволяя только поддерживать себя. Я втаскиваю её в тёмную аллею. Юу с обнаженным мечом идет за нами, как телохранитель.

Ноги Лью заплетаются, она едва не падает. Задыхаясь, говорит:

– Больно и голова кружится. Прости.

Я страшно досадую на технику безопасности: как мне пригодилась бы стандартнейшая аптечка, которой в чужих мирах пользуются все, кроме этнографов! Мне жаль Лью и нечем помочь по-настоящему. При мне только «бабкин бальзам» и пара капсул нейростимулятора, замаскированных под некие фантастические семена. Использовать «бальзам» нельзя – во-первых, Лью не даст, а во-вторых, тут уж нет никаких данных о результатах такого лечения: не надо нам осложнений. Но капсулу я разламываю у Лью перед лицом.