– Львёнок Льва, – сказал Элсу, пытаясь выдержать тон между вызывающим и почтительным. – Младший и последний. Любимый. Моё имя – Элсу, Лучший. Я его любимый сын. Меч мой, его подарил сам Лев.
– Сколько тебе лет?
– Шестнадцать. Год уже в Поре. Я – подтверждённый мужчина.
О-Наю презрительно усмехнулся.
– Все вы с беззащитными подтверждённые… Но это многое объясняет. Твой отец в настоящее время не собирается развязывать настоящую войну, так? Это тебе повоевать захотелось, и он велел паре старых волков показать тебе, как это делается. Так?
Элсу промолчал. Звучало нехорошо.
– Они выбрали этот городишко потому, что гарнизон тут невелик, – продолжал О-Наю, рассматривая чеканный узор на ножнах меча Элсу. – Эта крепость горела. О пушках вы не знали – пушки здесь недавно. Это обычный разбойничий рейд – вас интересовали те невеликие ценности, которые вы могли бы тут найти, лошади, женщины, мальчишки… пустить кровь, ощутить себя убийцами, показать, как вы плюёте на наши границы…
Элсу пожал плечами.
– Так твой отец учил и твоих старших братьев, – продолжал О-Наю. – Это ваша обычная тактика. Прийти и взять, да? Лев – хозяин мира, все остальные – рабы у ног. Так? Лев одно не учёл – кое-что изменилось.
– Что изменилось? – огрызнулся Элсу. – Север истину познал? Или ты – о пушках, которые сюда привезли?
– Подход изменился, – усмехнулся О-Наю. – Полагаю, это не менее важно, чем пушки. Как думаешь, не стоит ли сообщать вашим о судьбе их пленных? Это же важно, правда – знать, что случилось с твоим братом, ушедшим воевать и не вернувшимся?
– Мёртвых оплакивают, – сказал Элсу, поднимая голову.
– А живых, малыш? Твои братья никогда не задумывались о судьбе живых на нашей территории?
– Воин, попавший в плен живым – не воин, а дерьмо! – привычно вырвалось у Элсу – и он тут же запнулся.
О-Наю рассмеялся коротким злым смешком.
– Вот, значит, как? Ты – титулованное дерьмо?! Солдаты – не важны, а ты очень важен, я полагаю. Вот главное, что изменилось – живой Львёнок в наших руках. Об этом мы мечтали давно. Появилась отличная возможность сквитаться с твоими родичами за всё и сполна.
Элсу сделал вид, что рассматривает тушечницу, вырезанную в виде спящей птицы. О-Наю крутил в руках его меч, смотреть на это было совершенно нестерпимо.
– Оружие разбойника, – заметил О-Наю, наполовину обнажив клинок. – Удобно рубить с потягом с седла… Оружие убийцы, а не честного бойца. Не могу себе представить такое оружие в поединке за любовь… Впрочем, вы, варвары, понятия не имеете, что это такое…
– Что со мной будет, комендант? – спросил Элсу, и его голос прозвучал слишком хрипло.
– Я не комендант, – сказал О-Наю. – Я – Маршал Штаба Государева, Смотритель Границ. По делу в этой крепости. А ты – подарок Небес. Я привезу моему Государю отличные новости…
– Что со мной будет, смотритель? – спросил Элсу, чувствуя, как его покидают остатки мужества.
О-Наю взглянул на него насмешливо.
– С тобой? Будь моя воля, я позвал бы плебеев с вашей стороны границы и отдал бы тебя солдатам, предложив вашим мужикам взглянуть на это представление. Я дал бы возможность вашим рабам порадоваться, глядя, как с ними сравняется Львёнок… а потом оставил бы тебя в крепости в качестве солдатской подружки. Я предложил бы здешним бойцам показывать тебя новеньким, как местную диковину. Я рассказал бы об этом в Столице и сделал бы так, что вся граница болтала бы о девчонке, получившейся из юного воришки львиной крови…
Лин-И, стоящий у дверей, хмыкнул. Элсу замотал головой:
– Ты же не будешь…
– Ты бы стал забавной историей пограничников, – продолжал О-Наю безжалостно. – Ходячей шуткой, которая в конце концов дойдёт до твоих родичей. Представляешь, как бы стал вспоминать о тебе твой отец? Ты хочешь получить долгую славу Первой Львицы, Элсу?
– Нет!
– Или уже не первой?
– Послушай… пожалуйста! Это невозможно… так нельзя… Смотритель, за меня отомстят!
– Тебе это не поможет. Даже не спасёт твоей чести… да и будут ли они мстить за солдатскую девчонку, Элсу?
– Смотритель… ради Творца, который Отец Сущему… прошу тебя… – в этот миг Элсу понял, что Львята могут плакать – да что там! – что Львята могут рыдать, вопить, царапать себе лицо и биться головой об пол: удержаться от всего этого оказалось очень непросто. – Послушай… я… я, кажется, пока никого не убил из твоих людей… ранил только… вроде бы… тебе не за что ненавидеть меня лично… не надо, прошу тебя! Я же… я не раб! Я такого не вынесу!
– Ты и твои братья, я думаю, часто слушали такие слова от твоих ровесников-северян? Я – не раб. Я вам не враг. У меня – мать, братишки, любимый. Пощадите. Так?
Элсу замолчал. Его голова снова разболелась нестерпимо. Он чувствовал ужас и безнадёжность – и не мог придумать, как помочь себе. У него не было сил даже ненавидеть О-Наю так, как надо бы. Больше всего Элсу хотелось умереть – но смерть превратилась в недостижимый лучезарный чертог, на который приходилось смотреть откуда-то из ледяной бездны… Лицо северянина показалось железной маской демона. Элсу бессознательно обхватил себя руками за плечи, опустив глаза – он больше не мог уговаривать О-Наю, потому что какая-то тайная часть его души признавала за О-Наю право… даже не силы, скорее – местной, языческой чести. Именно в этом виделся главный и нестерпимый ужас – в сомнении, в неверии в собственную правоту.
– Я напишу Государю, – холодно сказал О-Наю. – И Государь решит твою судьбу. Если прикажет – тебя помилуют. Если прикажет – тебя вернут домой. Если прикажет – прибьют твою кожу к крепостным воротам. Молись. Увести, – кратко приказал он Лин-И.
Элсу прошёл мимо глазеющих на него солдат, как сквозь строй. Перед ним открыли дверь того самого каземата в подвале – но девок там уже не было. На бадью с водой кто-то положил широкую доску; на доске стояла миска с кашей из ся-и.
– У тебя есть еда, вода и общество, достойное твоего положения, – сказал Лин-И.
– Тут же – никого? – не понял Элсу.
– Так Львят в крепости больше и нет, – хмыкнул Лин-И и захлопнул за ним дверь.
Это случилось в десятый день второй осенней луны.
Запись N135-03; Нги-Унг-Лян, Кши-На, Тай-Е, Дворец Государев
Я брожу по городу в обществе «моего друга» Ча и «его нового друга» посла Лянчина. То есть, мы с Ар-Нелем показываем этому кренделю нашу прекрасную столицу.
Ар-Неля это, кажется, развлекает безмерно – а мне, пожалуй, не очень нравится. Я предпочёл бы пообщаться с послом без посредников: мне тяжело смотреть, как Ча дразнит гусей. С другой стороны, я отлично понимаю, что мой личный контакт мог бы не срастись вовсе. Посол – его имя Анну ад Джарата, «Отважный сын человека по имени Джарату», «Львёнок Львёнка», как говорится, сын не самого Льва, а кого-то из его ближайшего окружения – подозреваю, он общается с Ар-Нелем по той же причине, по какой на Земле даже религиозный фанатик тает в обществе хорошенькой девушки. Анну явно воспринимает общество Ча как общество дурное, а собственное в этом обществе пребывание как грех – но ему трудно устоять.
В таком раскладе я, конечно, ему Ар-Неля не заменю.
Мне остаётся только изображать свиту и наблюдать со стороны. Мой милый-дорогой Ча словно нарочно ведёт именно такие беседы, в которых содержится максимум необходимой этнографу информации. Впрочем, Ар-Нель всего-навсего пытается бороться с культурным шоком на свой лад.
А я отслеживаю разницу менталитетов. Северянин подчёркивает собственную утончённость всеми мыслимыми способами – носит больше побрякушек, чем обычно, вплетает в длинные пряди волос у висков яшмовые бусины, благоухает эфирным маслом местных лилий, весь куртуазный до предела. Южанин, подозреваю, считает чистоту и ароматность серьёзным грехом и выглядит даже брутальнее, чем на первом приёме: он без всякой нужды носит кирасу из чернёной стали, накидывает на неё широченный полушубок и кажется оттого вдвое больше себя самого. Ар-Нель на контрасте с Анну изрядно напоминает девушку, но его, по-моему, нимало не смущает его собственный женственный вид. Анну его показная хрупкость и пушистость больше не обманывают: периодически эти двое меряются силами, и у господина посла ещё не зажила ссадина на скуле – Ар-Нель чуток не рассчитал.