– С того, что тебе надо остановить войну, – сказал Анну. – Не важно, победим мы или нет – это будут потери, потери и потери. Зачем Лянчину эти обледенелые земли? Зачем Льву жечь Тай-Е? Ведь всё затем же – из страха. Как красивую смелую женщину – из страха. Ты должен убить страх, брат. Творцом призван убить эту гадину, пожирающую души.

– Но как я смогу, во имя Творца?! – воскликнул Эткуру. – Есть Прайд, меня разорвут в клочья!

– У Льва есть Прайд, а у тебя будет Волчья Стая, армия Прайда, – сказал Анну. – Начнём с моей части Стаи – и возьмём остальное. Закрутим солнце и луну в другую сторону, брат. Раздвинем границы Лянчина на юг. Сотрём границы Крийна и Шаоя – но на севере у нас нет ничего, кроме смерти, брат.

– Может, всё же, останемся здесь, – еле выговорил Эткуру. – Пусть Барс сцепится с Львом… если Барс победит… тогда и мы…

Анну замахнулся, но не ударил. Эткуру моргнул, но даже не дёрнулся.

– Ты… ты ещё дурачок, брат, хоть и Львёнок Льва, – вздохнул Анну. – Наверное, поэтому я и не могу тебе наподдать. Ты ведь не предашь свой народ – из тебя это прёт от ужаса, от страха за твою женщину… Осознай: если Барс победит, Лянчина больше не будет. Кто будет щадить побеждённого? Лянчин обрежут, брат – он ляжет под Кши-На и будет рожать ему детей. Этого хочешь?

Эткуру положил меч на колени и обхватил голову руками.

– Если Лев нападёт и язычники победят – то же будет, – сказал он еле слышно. – Ты воевал, ты скажи – они ведь могут и победить? Прирезать нас нашим же клинком?

– Вот смотри, – сказал Анну. – Творец отдаёт тебе Лянчин. Ты должен сделать так, чтобы в руках Лянчина остался меч. Для этого придётся воевать, убивать, изменять присяге – но что такое ты, и что такое я, и что такое Лянчин, брат? Чтобы Лянчин жил, чтобы он жил с мечом – мы ведь умрём, да?

Эткуру кивнул. Он, кажется, начал приходить в себя.

В дверь стукнули костяшками пальцев.

– Кого несёт?! – крикнул Эткуру раздражённо.

– Я – Соня, – отозвались из коридора.

– Войди, – сказал Анну.

Соня вошёл, держа в руках небольшой стеклянный сосуд.

– Ник велел – отпивать по глотку всю ночь, – сказал Соня и подал сосуд Эткуру. – Для облегчения боли.

– Не хочется, – вдруг сказала Ви-Э. – От этого – шалеешь, как от вина, всё в тумане, а я хочу соображать ясно. Прости, миленький, поставь эту бутылку. Успеется.

Эткуру погладил её по щеке.

– Ты – как раненый воин, – сказал он прочувствованно.

– Соня, – сказал Анну, – тебе можно доверять, брат? Скажи, не станешь ли сводить счёты с Эткуру или со мной? Скажи честно. Если не можешь служить, я тебя отпущу, клянусь.

Эткуру только покачал головой.

– Я могу, – сказал Соня серьёзно и строго. – Мне нравится эта женщина – и ещё… я помню, что ты мне говорил. Если ты попросишь, а не он… если попросишь, а не прикажешь. Согласен?

Эткуру облизнул губы, но у него хватило ума промолчать. Анну вытащил из своей седельной сумки, хранимой у изголовья постели, короткий охотничий тесак, когда-то подаренный отцом.

– Возьми, – сказал он Соне. – Это – пока. Потом я достану тебе меч. Ты останешься с женщиной, будешь охранять её, брат. Я приказываю – как солдату, не как рабу: ты с оружием.

На лице Сони промелькнула ужасная улыбка. Он кивнул.

– Пойдём, Эткуру, – сказал Анну. – Поговорим с нашими людьми… то есть, говорить я буду, а ты будешь молчать, как Лев – когда командует солдат.

– Как ты легко решаешь, – сказал Эткуру с оттенком зависти. – Ну да у тебя есть сила – а терять нечего…

– Что ты знаешь об этом, – Анну только горько усмехнулся. – Я кусок души оставляю в Кши-На, я должен разорваться пополам, мясо порвать, кости поломать… но что такое я, и что такое Лянчин, брат? Творец, говорят, милосерд – а я скажу, что ему нет дела до наших душ.

– Ча… – догадался Эткуру, и Анну закрыл его рот ладонью:

– Не продолжай. Нам надо идти.

Наставник вещал.

– Видите, до чего доводит детей Истинного Пути похоть? – вопрошал он настороженно молчавших волков. – Даже Львёнок Льва может попасть в сети гуо – и душа его окажется в опасности! Теперь-то эта мерзкая языческая девка…

Эткуру ударил сзади и наискосок – Анну не успел его остановить, только машинально оценил удар: меч под острым углом к плоскости удара, а движение, скорее, режущее, чем рубящее. Образцово поставлена рука.

Голова Наставника вместе с плечом и рукой отвалилась, как сырой шматок срезанной глины от чурбана на тренировке. И кровь хлынула фонтаном – а потом уже рухнуло тело.

– Он меня предал, – сказал Эткуру железным тоном. – Вы слышали, что он говорил о Львёнке Льва за глаза, волки?

– Ни во что тебя не ставил, Львёнок, – кивнул Олу, прижимая руки к груди. – Какой же это Истинный Путь? Просто подлость… Да, да, – и отодвинул ногу от растекающейся багровой лужи.

– Ох, командир, – подал голос Хенту, – это – вот то самое, да? Что ты говорил? Измена?

– Измена, – кивнул Анну. – Измена здесь – и даже хуже. Во Дворце Прайда – измена, – он вытащил из рукава измятый свиток с гербовой печатью. – Они, гады. Дурные советники, мерзавцы у Трона Льва. Они подстроили плен Львёнка Младшего – чтобы его погубить. Они послали сюда всех нас – чтобы нас погубить. Наставнику писали – и Когу тоже.

Когу, трясясь, прижался к стене.

– А если ты ни в чём не виновный, чего боишься? – спросил Сэлту насмешливо.

Волки скалились, держась за эфесы, а Анну вдруг понял, как они ненавидят Когу – изо всех сил ненавидят. Ему только одно осталось непонятным – эта ненависть, животная, нерассудочная, началась здесь, в Кши-На, или она лежала под спудом ещё в Лянчине, где детям Истинного Пути с младенчества вбивалась лояльность к бестелесным Слугам Творца. Никто не издал ни звука в защиту Наставника – и Когу они не намеревались защищать, напротив – Анну чувствовал, что убийство Когу доставит волкам какую-то дикую радость.

– Это неправда! – взвизгнул Когу. – Львята тут блудят, путаются с язычниками! Хотят Лянчин отдать Снежному Барсу! Во-оот, он, Анну – первый! Он ради какой-нибудь белобрысой твари родного отца зарежет – развратник!

И раньше, чем Анну возразил, Хенту схватил Когу за грудки, встряхнул и стукнул затылком об стену:

– Ты что болтаешь, мешок ты с дерьмом?! Когда это Львёнок Анну ад Джарата развратником сделался, на войне за Прайд и за веру, что ли?! Да он на песке спал под верблюжьей попоной вместе с простыми волчатами, гнилую воду пил по глотку в день, пока вы тут жрали от пуза да шептали Льву Львов всякие гадости!

– Хей, парень, ты северян не знаешь, – возразил Лорсу, но как-то без должного энтузиазма. – Северяне кому угодно глаза отведут…

– Я своего командира знаю, – Хенту выпустил Когу и выхватил меч. – Давай, Лорсу, скажи о Львёнке Анну подлость! Дворец в тылу охранял, пока мы подыхали в песках, а?!

Анну положил руку ему на плечо.

– Прости его, брат. Тут – чужая страна, чужой народ… еще и шаоя попадаются в городе, как дома разгуливают… Все устали, домой хотят – вот и срывается… Лорсу, Наставник всякие мерзости про нас всех Когу диктовал, тайком, пока Эткуру не слышит – а твои братья сами эту дрянь отвозили, сами отдавали Льву Львов. Доносы на самих себя. Такие дела, брат.

– Не было такого! – заорал Когу, но лучше бы ему было промолчать.

– Ах ты, обрезанная сволочь! – багровея, прошипел Лорсу. – А ну, говори, на кого успел донести, гнида!

– Это же не я! – сипло взмолился Когу. – Это – Наставник, он меня заставил, говорил, они, мол, с Истинного Пути сворачивают…

Анну не стал вмешиваться, пока волки мстили Когу за ложь и доносы. Он только перешагнул через кишки Когу, вывалившиеся в кровавую лужу, и обтёр сапоги куском войлока. Эткуру привалился к двери спиной – его мутило. Олу улыбнулся:

– Ничего, Львёнок Льва. Оно, грязно, конечно – зато теперь будет тихо, – будто Эткуру было худо от крови, а не от моральной грязи.

– Лев приказывает нам заключить вечный союз с Кши-На, – сказал Анну. – Приказывает поклясться Творцом. А предатели подталкивают Лянчин к войне с Кши-На, к большой войне – хотят, чтобы наша армия сгинула в этих снегах, а в Чангране, который останется без защитников, сел Барсёнок. Так что мы будем говорить с Барсом о мире – я и Эткуру – а потом вернёмся домой и разгоним ту мразь, которая жужжит в уши Льва Львов и хочет его погибели. С нами ли вы?!