Но я не ропщу ни на тебя, ни на Господа, не подумай…

Перед нами открыли резные двери, ведущие в тот самый тронный зал, где Сияющий принимал Тхарайя. Теперь на троне, целиком вырезанном из яркого полупрозрачного молочно-оранжевого камня, восседал принц Лаа-Гра, а вокруг толпились его вассалы, моложе, чем прежняя свита государя. Принцы расположились у стен, каждый – в сопровождении, по крайней мере, двух своих воинов; лишь один Возлюбленный Советник, старый и жёсткий, по-прежнему стоял на коленях около трона. В зале было очень душно, потому что снова горело множество свечей; только от близнецов за моей спиной веяло грозовым холодом.

Несмотря на важный вид, принц Лаа-Гра, холёный мужчина с красивым жестоким лицом, – на вид намного моложе Тхарайя и, уж точно, намного ухоженнее, – сидел на троне, как на чужом стуле, с которого могут попросить подняться. Он не надел Гранатового Венца, и костюм на нём был вполне обычный, но ожерелье из гранатов и золотых лошадиных фигурок, которое я заметила на Сияющем, украшало его грудь. Величавая неподвижность плохо получалась; принц бессознательно постукивал пальцами по резному подлокотнику или крутил золотую лошадку-подвеску: ожерелье жгло его шею.

Присутствующие в зале уставились на меня как на заморскую зверушку. Принц Лаа-Гра моему визиту совсем не обрадовался.

– Женщина, с каких пор подобные тебе являются в тронный зал как собеседники? – спросил он насмешливо. – Уж не думаешь ли ты, что я стану обсуждать с тобой серьёзные дела? Я слишком занят для подобных пустяков.

Я вздохнула, унимая сердцебиение. Говорить было стыдно, но говорить было надо.

– В мире всё поменялось этой ночью, – сказала я. – Благороднейший из государей умер, вместо него на троне – некоронованный принц, не наследник и не преемник. По женским покоям рыщут вооружённые мужчины, убивая чужих подруг. Говорят, воин приказал убить младенца. А если всё встало вверх дном, отчего бы женщине и не поговорить с узурпатором?

Пока я говорила, в зале было очень тихо. Мне показалось, что многие из вассалов Лаа-Гра смотрят на него с недоумением, будто не догадывались или не одобряли. Он сам криво усмехнулся.

– Ты – человеческая женщина, не демоница? Я думал, человеческие женщины не смеют поднять глаз!

– Тебе тяжело смотреть в мои глаза? – спросила я. – Может, это оттого, что ты предаёшь своего брата и приказал убить своего племянника?

Я не знаю, на что надеялась. На то, что мои слова пробудят его совесть? На сочувствие его свиты? Всё это вдруг показалось совершенно тщетным. Лаа-Гра сказал, более вассалам, чем мне:

– Я, возможно, плохой брат, но я хороший сын. Мой покойный государь много раз жалел в моём присутствии о том, что тёмные чары демоницы сделали его отцом полудемона. Разве я был не прав, попытавшись исправить его юношескую ошибку?

– Это ты – его юношеская ошибка! – фыркнула Раадрашь. – На что ты рассчитывал? Тхарайя прибьёт твою шкуру к воротам, когда вернётся!

Эти простые слова произвели на сановников Лаа-Гра гораздо более сильное впечатление, чем моя жалкая попытка воззвать к его совести – я поняла, насколько во Дворце боялись Тхарайя. Милый юноша, который улыбался моему мужу во дворе, кажется, самый младший из его братьев, улыбнулся и теперь, сказав:

– А ведь это должно тебя волновать, Лаа-Гра! Не знаю, ощущаешь ли ты, как от женщин тянет холодком того берега – я, во всяком случае, чувствую это отчётливо. И это не только холод теней – это ещё и холод меча Тхарайя, тебе не кажется?

Принцы и сановники зашептались, мне даже померещился смешок. Юноша весело добавил:

– Говорят, тени служат истинному владыке. С чего бы им стоять за спиной женщины, а не за твоим троном?

Скулу Лаа-Гра свело судорогой.

– Вероятно, – сказал он очень медленно, кусая губы, – тени стоят за спиной женщины, потому что она держит на руках Сияющего. Если только вы все готовы сейчас же преклонить колена перед младенцем-полукровкой. Вы так ратуете за законность?

Наступила ужасная тишина. Из моих ног словно пропали кости; если бы Раадрашь и Шуарле не поддержали меня, вероятно, я бы упала. Меня окатила горячая волна такого всеобъемлющего и всепоглощающего ужаса, что стоило дикого труда не завопить в голос. Только мой драгоценный Шуарле, держа меня за локоть, шепнул на ухо:

– Держись, это ложь! Это Тхарайя приказал теням служить тебе!

– Принц Тхарайя жив! – выкрикнула я почти помимо воли.

– Вот интересно, кто из вас угадал! – воскликнул юноша со смехом, а мужчина с иссечённым саблями добродушным лицом, принц Нур-тийе, сказал:

– Лаа-Гра, какая странная игра! Ты намекал на божьи откровения, а выходит, что прав у тебя не больше, чем у любого из нас?

Лаа-Гра встал, сжимая кулаки.

– Вот как вы заговорили?! – сказал он раздражённо. – Хотите, чтобы я перечислил собственные права? Извольте. Я – человек, я – старший после Тхарайя…

– Вот именно! – тут же вставил весёлый юноша. – После.

Принцы рассмеялись.

– Тхарайя мёртв! – крикнул Лаа-Гра так, что отозвалось пещерное эхо. – Полагаю, он умер раньше отца, а значит, его отродье потеряло права – но если это и не так, кто подтвердит права младенца? Младенец не может править Ашури!

– Это нельзя доказать, – сказал юноша. – Надобно ждать, пока не вернутся демоны-птицы – от них мы всё узнаем, а после…

– Резонно, – заметил один из старших принцев, плотный и хмурый.

– Я докажу! – перебил Лаа-Гра и приказал солдатам, стоящим у трона: – Священника сюда!

Зал умолк. Меня бил озноб. Я вцепилась в тёплую руку Шуарле, рука Раадрашь жарко обнимала меня за талию – но теплее не становилось. Я ждала ужасных событий, я уповала лишь на то, что они не будут настолько ужасными, как мне представлялось – и в этот смятенный момент в зал вошёл священник Нут. Я впервые увидела служителя этой богини.

Он был одет в белые холщовые одеяния – широкие, расходящиеся книзу штаны и ещё более широкую и длинную рубаху – и бос. Его длинные чёрные волосы, разделённые на четыре пряди и перевитые белыми лентами, спускались ниже плеч из-под платка, прикрывающего голову и лицо – только яркие чёрные глаза и широкие чёрные брови не были скрыты, как у укутанных женщин. Никаких украшений или знаков сана он не носил.

Священник прошёл по залу, мягко ступая, не торопясь, внимательно всматриваясь в лица. Остановился рядом со мной – мне померещилась улыбка под мягкой тканью платка, а от его задумчивого взгляда стало чуть легче. Лаа-Гра, усевшись на краешек трона, довольно-таки нетерпеливо дождался, когда священник повернётся к нему, и сказал:

– Возлюбленный Нут, я рад, что ты явился по моему зову. Ты не мог бы повторить то, что твои братья говорили мне в храме?

– Зачем повторять? – отвечал священник. Судя по голосу, он был далеко не стар. – Я слышу, как ложатся кости в гадании Матери Случая, они каждый миг ложатся по-разному. Ты хочешь знать пути судьбы, принц – спрашивай.

Кажется, обращение «принц» Лаа-Гра не обнадёжило.

– Что случилось на севере? – спросил он.

– Горы Хуэйни-Аман больше не щит Ашури, – сказал священник, чуть пожав плечами. Его голос показался мне чрезмерно безмятежным для такого сообщения, но он продолжал в том же тоне. – Изгнанные и проклятые, неупокоенные и забытые, те, кому нигде нет места – все они жаждут войти в мир живых через Хуэйни-Аман, как через ворота. Северянин, пришедший воевать, снял охранные заклятья.

– Северянин? – переспросил Лаа-Гра с нажимом.

– Которому она обещана, – священник махнул тёмной рукой в мою сторону.

– Ведьма, ведьма! – шикнул кто-то из-за спин.

Священник хмыкнул и поправил:

– Любимица Госпожи Судьбы. Жена птицы, мать птицы, благословлённая Костром.

Лицо Лаа-Гра снова дёрнулось.

– Что станет со страной? – спросил он почти зло. – Этот путь уже определён?

– Ворота будут закрыты и запечатаны, – по-прежнему безмятежно ответил священник. – Гранатовой кровью и жизнью любящего. Как всегда. Так что, пока безопасность страны в руках Тхарайя, я бы не беспокоился.